Механизм жизни - Страница 101

101

Похоже, дуб. Quercus robur ординарный.

Колонн было много – и у входа, и в широком вестибюле, и внутри, по периметру овальной залы. В такой обычно устраивают танцы. Но сейчас залу сплошь уставили креслами и стульями (первые в центре, вторые – по бокам). Длинный стол под красной скатертью, графин с водою, серебряный колокольчик; над всем этим – потрет императора Николая в полный рост.

Конногвардейский мундир, суровый взгляд. Яркие губы вот-вот дрогнут, изрекая:

– Эрстед? Опять ты?!

К счастью, портрет молчал. А вот зала при виде гостя разразилась рукоплесканиями. Смущенного полковника потащили за стол, где уже восседали чиновные господа в мундирах и при орденах. Эрстед с трудом отбился, устроившись в одном из кресел. Соседнее тут же заняла пышная дама средних лет. Говорила она нараспев, низким грудным контральто:

– Mein Name ist Amalia-a von Klyugenau-u!

Амалия оказалась свояченицей городничего и в придачу – вдовой. Последнее было сообщено с особенным выражением:

– A-a-ach, ich bin eine Witwe!..

Чувственная вдова оказалась здесь не случайно. Именно ей выпала честь служить переводчицей für liebe Gäste. Фрау Амалия уточнила, что этой чести она добилась не без борьбы, после чего томно вздохнула. Эрстед не на шутку испугался. Сказать, что он не нуждается в переводе? Нет, оскорбленная вдова может оказаться страшнее монстры…

Пока он размышлял, заседание началось.

Вздохи фрау Амалии не слишком способствовали пониманию ситуации. Впрочем, Эрстед и без вдовы сообразил, что очутился не на научном форуме, а скорее на совещании «лучших людей» города. Самые лучшие – толстяк-городничий и уездный предводитель дворянства, рыжий детина при Владимирском кресте, – оказались за столом, все прочие расселись где попало. Наука тоже присутствовала – ее олицетворял худой живчик в мундире и при монокле, представленный как ассистент досточтимого адъюнкт-профессора Оссолинского.

Сам профессор избрал резиденцией Тамбов, где обустраивал штаб экспедиции Академии наук.

Некоторое время Эрстед не мог решить, как ко всему этому относиться. В существование загадочной «монстры» верилось не слишком. В просвещенном XIX веке зоологические открытия если и возможны, то отнюдь не в европейской части России. Центральная Африка, джунгли Амазонии; в крайнем случае Тибет или Камчатка.

Но, извините, Тамбов?!

В уютной обжитой Европе «монстры» тоже попадались – на страницах газет, особенно тех, где имелись проблемы с тиражами. Среди зоологов существовал негласный уговор: на подобные глупости времени не тратить. Зачем отбивать хлеб у бульварных писак? Однако в Тамбове каша заваривалась серьезная. Городничий едва успевал наводить порядок – от желающих выступить не было отбоя. Видели! Видели ее, монстру, лично проклятую наблюдали, слышали-с!

Своими глазами, своими ушами!

– Er selbst hatte kaum den escaped von Monste-е-еrn. Was für ein Alptrau-u-um!

Спасский уезд, Лебедянский, Елатомский, Шацкий, снова Лебедянский. А в Моршанском-то, в Моршанском – хоть в лес не ходи! Всех жрет, прямо-таки с костями глотает.

Эрстед не знал, что и думать. Еще в Ключах он предположил, что речь идет о необычной миграции волков – явлении не частом, но вполне объяснимом. Серые гости, переселяясь, поста не держат, отсюда и редкая для осеннего времени агрессия. А у страха глаза велики – и уши на затылке.

Волнуясь грудью, дышала Амалия фон Клюгенау. Ораторы воздевали кулаки к давно не беленному потолку. Хмурил густые брови толстяк-городничий. Доколе? Доколе, монстра, ты будешь испытывать наше терпение?!

Но вот слово взяла Наука. Господин ассистент, фамилию которого фрау Амалия ненавязчиво опустила при переводе, успокоил собрание. Паниковать нет оснований. Наука и ея верный форпост – Императорская Академия – бдят. Чудище разъяснено, зафиксировано и описано. Осталось одно: изловить и отправить в Кунсткамеру. Пленить in situ; если же не выйдет – истребить и оформить чучелом.

Решительность ассистента пришлась по душе всем собравшимся, включая Эрстеда. Его лишь удивил бурный оптимизм. Вести приходят со всей губернии, значит, «монстра» не одна. Ловить – не переловить! Словно угадав его сомнения, ассистент поспешил объясниться. Большинство сообщений, в том числе из многострадального Моршанска, он отнес к встречам с обычными волками, опасными по случаю массовой миграции. Отсюда – слухи и неизбежная паника.

«Ага!» – возгордился Эрстед.

– Но! – ассистент воздел палец вверх.

– A-a-aber! – жарко дохнула фрау Амалия.

Но именно в Елатомском уезде слухи нашли подтверждение – полное и несомненное. Более того, стая неведомых науке существ выслежена и обложена в лесу неподалеку от имения генерала Хворостова.

Извольте видеть!

Двое мрачных и сосредоточенных лакеев развернули холст. На нем смелыми мазками, в две краски – черную и оранжевую – был изображен тамбовский волк. Эрстед невольно вздрогнул. Виной тому был не талант рисовальщика и не «O-оh, ich habe A-а-а-а-ngst!» переводчицы, чуть не упавшей в обморок. Если до этой минуты происходящее казалось ему розыгрышем, грандиозным недоразумением…

Первый же взгляд на холст обжег память хлыстом.

Эльсинор!

...

…Тень обрела фактуру. Морда узкая, уши острые, как у эльфа. Гребень вдоль спины, широченная грудь, хвост-веревка с львиной кисточкой. По бокам – темные пятна; по хребту – черная полоса…

Рисовальщик был точен – и пятна на месте, и черная полоса. И уши похожи, разве что чуток пошире. Монстра чертовски напоминала Жеводанского Зверя, каким его изображали со слов очевидцев. Внезапно Эрстед сообразил, что шум в зале стих и он уже не сидит, а стоит с поднятой, как у школьника, рукой. Десятки глаз выжидательно смотрят, и отступать поздно.

101