Механизм жизни - Страница 117


К оглавлению

117

Спорить не приходилось. Торвен потер щеку, что было признаком тяжелой умственной работы.

– Парламент эти господа должны у вас попросить, государь. А мы соберем пока Совещательные сеймы по провинциям и обратимся к сословиям. Пусть народ выскажется – и по поводу конституции, и по поводу либералистов. Скоро вам придется ограждать эту публику от любви добрых датчан. Не растащили бы по косточкам!

Король кивнул:

– Мы рады, что вы уже приступили к работе. Однако поведайте нам, что нового у наших добрых друзей, братьев Эрстедов? Надеюсь, алюминиум – не финал, а только начало?

– Эрстедов? – растерялся Торвен. – Святой Кнуд и святая Агнесса! Это что же выходит, государь? Из-за вашей конституции мне придется оставить работу у гере академика?

– Из-за нашей конституции, – наставительно уточнил его величество. – Нет, любезный, и не рассчитывайте. Ответственности перед наукой с вас никто не снимает. Вы создадите новый комитет при нашем правительстве – по техническим исследованиям. Более того, именно вы его и возглавите.

Свежеиспеченный кавалер и граф глубоко вздохнул, в очередной раз констатировав, что у фортуны скверное чувство юмора. Не зря Торбен Йене Торвен считал себя занудой.

– Да, насчет конституции, – вспомнил король. – Хотим предупредить заранее. Вздумаете привлечь к сочинению гере Андерсена… Плаха скучает по вам, граф!

2. Adagio
Гавр

– Успех, мсье Бейтс! Несомненный успех! О-о-о-о! Поверьте моему опыту, это начало славы! Ваш театр станет украшением не только Гавра, но и всей Франции!

Чарльз Бейтс бледно улыбнулся:

– Вы мне льстите, мсье Дюма. Это лишь репетиция…

Владелец театра «Эдмунд Кин» скромничал – или боялся сглазить. На генеральный прогон «Ричарда III» были приглашены не только господа из гаврской мэрии, но также десяток занесенных свежим ветром знаменитостей. Среди последних оказался и мсье Три Звезды. Помогла случайная встреча в Париже. Александр Дюма сразу же вспомнил, кто был лучшим другом Первого Денди, и с охотой принял приглашение.

В театре лихорадочно заканчивали отделочные работы. Красили, развешивали, лакировали. Премьера намечалась на следующей неделе. Чарльз Бейтс собирался блеснуть. Украшение Гавра и всей Франции? Отчего так мелко?

– Сама ваша идея – британский театр во Франции… О-о-о-о! В первый миг она показалась мне безумной. Английская сцена в Галлии, в стране Мольера и Расина? Не нонсенс ли? Но потом я прикинул… У нас живут тысячи англичан. Десятки тысяч приезжают ежегодно. Многие французы интересуются культурой Туманного острова. Так отчего бы и нет? У вас острый глаз!

– И нюх, – хмыкнул польщенный Бейтс.

Похвала Дюма – неплохо для начала. Вдохновленный увиденным, мэтр пообещал написать о новом театре статью. Это само по себе прекрасно. Но если он выполнит и второе обещание…

– Я не забуду, мсье Бейтс, – Дюма словно читал его мысли. – Следующая моя пьеса – ваша. Но уговор! – вы играете на английском. Французская премьера намечена в Париже. С переводчиком, если надо, помогу. Будете смеяться, меня уже на датский стали переводить. Мсье Жан-Кретьен Андерсен сотворил чудо из «Нельской башни». Кстати, он сейчас в Париже. Я напишу ему, чтобы приехал к вам на спектакль…

Дюма был щедр – по крайней мере на обещания. Чарльзу Бейтсу оставалось лишь благодарить. Кто знает? Может, пойдет дело? Ça ira – как говорят оптимисты-французы.

Леди Фортуна благожелательно кивала.

– Как поживает Браммель? Я, кажется, нашел издателя для его книги.

Улыбка погасла.

– Боюсь, мсье Дюма, он не способен даже порадоваться. Браммель находится в лечебнице. Апоплексический удар, второй за два года. Джордж никого не узнает. Сейчас он – гость страны призраков. Из-за этого мы и переехали в Гавр. Здесь хорошие врачи.

– «Чудак, не бросающий друзей в беде!» – кивнул Дюма. – Браммель не ошибся в вас, мсье Бейтс. Держитесь! Таким, как вы, помогает Бог.


Расставшись с говорливым мэтром, Бейтс направился по узким улочкам вечернего Гавра к морю, в портовую слободку. Театр арендовал здание в древнем квартале Святого Франциска, в сердце города, зато его владелец обходился более скромным жилищем. Потому и не решился пригласить Александра Дюма в гости. Бедность – худшая рекомендация. Эту мудрость Бейтс осознал еще в детстве, среди грязных лачуг Теддингтона.

В родной поселок он так и не решился заглянуть. Для семьи, как и для английского Закона, Чарльз Бейтс по-прежнему был грабителем и убийцей. Посещать мать-Британию пришлось в осточертевшей личине дядюшки Бенджамена. Что поделаешь, сэр-р-р? Д-дверь, судейские совсем озверели!

Не приехать Бейтс не мог – в Ричмонде, в графстве Суррей, хоронили Эдмунда Кина. Великий актер упал без чувств прямо на сцене, играя Отелло. Едва успел произнести знаменитое: «Здесь путь мой кончен, здесь его предел». Приходская церковь, сиплые голоса певчих; дождь бьет в тусклые витражи…

«Здесь путь мой кончен…»

Никем не узнан, Бейтс помог прикрепить скромную бронзовую табличку к церковной стене. В памяти вновь и вновь всплывали слова, когда-то сказанные Кином: «Не копируйте, Чарли. Играйте, черт возьми! И станете актером, обещаю!» Долгие годы рыжий прохвост вспоминал их с грустной усмешкой. Актером? Смешно сказать… А ведь мог бы!


– …Залив слезами сцену,
Он общий слух рассек бы грозной речью,
В безумье вверг бы грешных, чистых – в ужас,
Незнающих – в смятенье и сразил бы
Бессилием и уши, и глаза.

Он едва не остался в Москве – Малый театр желал продлить контракт с обаятельным «злодеем». Но Эминент был очень плох. А в далеком французском Кале ждал, едва оправясь от первого удара, Джордж Браммель.

117